Твою же ж мать.
Кажется, этот человек не даст мне покою ни в этой, ни в последующих жизнях.

Во сне меня швыряло во времени — то в диалоге выяснялось, что прошло аж 24 года с момента моего с ним знакомства, то, сопоставив происходяшее, можно было сказать наверняка, что события ссылаются не дальше, чем на несколько ближайших недель.
Ни с того ни с сего, Женя попросила меня сопроводить ее на примерке выпускного платья для колледжа. Платье, к слову, оказалось весьма интересным, - длинное вязанное макси, состоящее из толстых ярких горизонтальных полос (точно помню ярко-малиновую полосу в центре платья, приходящуюся, пожалуй, на низ живота Жени). Помню, тогда мне подумалось "эти женщины вынуждены сидеть здесь с утра до ночи, даже не имея представления, какая чудесная погода за пределами этого прохладного, даже холодного, цеха". По просьбе Жени я примерила ее выпускное платье, которое оказалось даже мне с моим чудовищно огромным ростом, по сравнению с Женей, слишком велико. В тот самый момент, когда я старательно пыталась выискать положительные стороны этого платья, висевшего на мне, пожалуй, даже хуже, чем на вешалке, резко приоткрылась тяжелая железная дверь, которая, почему-то, не составила для нас проблем, когда мы спускались в цех, - только сейчас я обратила внимание, какая она отвратительно грубая и невыносимо тяжелая.

Сквозь вновь приоткрывшуюся щелку протиснулось неприятное наглаватое лицо, тогда оно мне показалось знакомым; убедившись, что ему ничего не грозит, парень распахнул дверь шире, и из глубины соседнего помещения я услышала знакомый голос, столкнуться с обладателем которого, я бы меньше всего хотела. В голосе этого ничтожного человека, которого я уже когда-то простила за все им причиненное, но встретиться с которым не было ни малейшего желания, в его голосе чувствовалась насмешка и приличная доля сарказма, которые прошли сквозь мое тело, оставив после себя страшное чувство преследования. В пустое помещенье, стены которого были целиком из холодного серого бетона, врывались омерзительные звуки, наполненные злорадством и только ему понятным чувством радости, что я снова найдена и вновь им преследуема. Все, находившиеся в комнате люди, слышали эти ругательства в мой адрес, слов которых я не запомнила, пожалуй, по причине сильнейшего испуга. Помню, как в мгновение, моя размеренная, пригретая солнцем, жизнь куда-то испарилась, взамен которой, душа и сознание наполнилось пониманием, что нужно скорее бежать отсюда, - куда угодно, и оставаться там, пока все не утихнет.

Я увидела его только мельком. Живот был впалым, но он не был худым или изнуренным, скорее жизнь преподносила ему трудности, с которыми он успешно справился, заработав дюжину терпения и желание мстить, помню, тогда я подумала "он сидел.."; лицо выражало злобу и жестокость; он по-прежнему рослый и крупный, и снова отпустил волосы. Впервые я видела его за рулем мотоцикла. Все мною увиденное еще больше меня встревожило. Я была потеряна, и понятия не имела, куда прятаться от вновь настигшей меня беды. Про Сашу я в мгновение забыла, — его не было в моей голове ни в момент сильнейшего потрясения от услышанного, ни когда этот мерзавец уехал, почему-то меня ни разу не посетила мысль, что именно он мог бы меня спрятать, защитить меня...

Я стремительно уносила ноги, забыв и о платье, и о моей спутнице. И тут... провал, огромная пустая бездна в моей памяти. Возможно, страх от увиденного потряс меня настолько, что я совершенно не помнила дорогу домой. Не знаю, как добиралась до нашей съемной квартиры, казавшейся раньше мне такой уютной и безопасной. Я знала, что пока не окажусь по ту сторону нашей двери, пока не защелкну замок нашей стальной двери, я ни секунды не буду в безопасности. И даже, будучи уже "дома", я все равно не буду чувствовать себя защищенной. Я уже видела нашу орехово-вишневую дверь, но последние шаги давались с трудом, — ноги подкашивались, в голове все шумело: были какие-то голоса, соседские разговоры, детские крики на улице, скрип металлических качелей, глаза будто покрылись непрозрачной пеленой, — я чувствовала себя больной, одурманенной. Последние несколько шагов. Достать ключи. Быстро отпереть дверь, незаметно нырнуть внутрь и захлопнуть ее на ближайшие несколько дней, пока все не уляжется, а я не "поправлюсь".

Но он не позволил мне этого сделать, он не дал мне возможности даже попытаться скрыться от страха вновь испытать уже знакомые чувства обмана, одиночества, насмешки. Он будто стоял за углом, наблюдая мою беспомощньсть и обреченность; если бы у меня была возможность увидеть его, наверняка я бы натолкнулась на ухмылку, так подходящую его лицу — злобная насмешка выражалась не только его полными губами, но и глазами, которые, казалось, способны были вырвать из души все самое личное, оберегаемое, сокровенное, — такая ухмылка уже давно вросла в его лицо. Он словно появился неоткуда, очень стремительно оказался в опасной ко мне близости, схватив меня за плечи. Все, что я успела, — глубоко вдохнуть от испуга и издать звук, похожий на тот, который вырывается из уст возбужденной девушки, к шее которой прильнули горячие влажные губы молодого юноши. Хотя мой вздох был наполнен противоположными чувствами. Все, что я в тот момент осознавала, это то, что я поймана, что пытаться бежать нет смысла, что это конец.

Он почти втащил меня в мою же квартиру, так оберегаемую мной от посторонних глаз, так обожаемую мною из-за ее удаленности, изолированности от людей, встреч с которыми, я тщательно избегала. Он захлопнул дверь. Я стояла в середине комнаты, не спуская с него напуганных уставших глаз. Как ребенок, пугающийся холодного ветра, я прижимала лопатки друг к дружке и вдавливала шею в плечи, будто сейчас мне предстоит страшнейший прыжок с парашютом. Губы стыдливо вбирали воздух. Все тело было в мурашках. Казалось, я никогда раньше не испытывала такого страха. Он достаточно быстро приближался ко мне, отчего мое сердце было готово вырваться из груди, лишь бы не знать, что будет дальше. Наверное, я в тот момент была еще более беззащитна, чем бездомный котенок при виде компании пьяных мололеток. Он подошел совсем близко, грубо взял меня за плечи, сказав, что давно ждал этого момента. Что представлял себе, как будет сдирать с меня одежду, что вновь позарится на мое самое сокровенное. Тогда я не могла думать ни о чем, кроме страха, заполняемого меня, но сейчас я не могу понять, почему этому человеку пришлось пережить неприятности, сделавшие из него монстра, и как я была к этому причастна. Медленно для него и стремительно для меня, он начал спускать рукав моего летнего платья. Когда я попыталась прекратить это, вырваться из его цепких лап, он будто накинулся на меня, не оставив мне ни малейшего шанса на спасение. Пока я совершала попытки избежать последствий его извращенной фантазии, в мгновение он избавил мое тело ото всех одеяний, к величайшей радости для него был жаркий летний день — на мне почти не было одежды. Помню, как его глаза загорались все сильнее, когда он приближался к поставленной цели, избавляя меня от платья. Прошли считанне секунды, как я оказалась в пастели, на той самой, на которой мы просыпались с Сашей в обнимку и предавались утренним ласкам. Никто никогда не держал меня ТАК крепко, как держал меня он. Я буквально была прижата к кровати и обездвижена. Когда он уже был во мне, ликуя от радости и сопровождая это омерзительными моему уху комментариями, я уже крепко зажмурила глаза и погрузилась в какой-то свой мирок, по-видимому, куда попадают все "испорченные" души. Не представляю, сколько времени прошло, пока он тяжело дышал на мое лицо и стонал не столько от возбуждения, сколько от несравмой ни с чем радости, что добился, что отомстил и что, главное, я страдаю. Он это знал, и это было своего рода источником еще более глубоких ощущений и, как бы он это назвал, экстаза.

Я сидела, укутавшись в одеяло, когда ключ в дверном замке провернулся. Только сейчас я вспомнила о Саше. О том, что уже давно вечер и что с минуты на минуту он должен войти в комнату, не ожидая увидеть раскиданную по полу одежду, меня и его голыми. К слову, "ничтожный человек" все еще находился в комнате, лежа на противоположном краю кровати, рассматривая мое лицо все с той же злобной ухмылкой. Я вскочила с кровати, чтобы запереть дверь, чтобы у меня было чуточку больше времени, чтобы спровадить его из дома, чтобы Саша не видел всего этого, чтобы тихонечко пережить случившееся в себе. У меня не было плана, как избегать его впредь, я только знала, что никто не должен узнать о случившемся. ... но это был Саша. Он пытался открыть дверь ключом. И именно в этот момент я поняла, что человек, смотревший на меня, лежа на моей кровати, не только утешил свое самолюбие, воспользовавшись мной, но и вновь сломал меня и мою жизнь. Ничего не оставалось, я открыла защелку и села обратно на кровать. Саша отчего-то не был ошеломлен увиденным. Он сел передо мной. В этот же самый момент с несполжающей улыбкой подонка В. схватил свое барахло и выбежал из квартиры. Никто не бежал за ним, чтобы набить морду. Почему-то я знала, что Саша мне не поверит, что бы я ему не рассказала, насколько правдивой бы не была история. Я бросилась ему на шею и что-то мямлила сквозь горькие слезы. Тогда мне казалось, что мир остановился, но только для меня. Что я потеряла всех, что многое придется сделать, чтобы вернуться к нормальной жизни. На мои всхлипывания Саша сказал "я знаю...", я так хотела поверить, что он действительно меня понимает, но почему-то я чувствовала, что это последние объятия, которые он разделяет со мной...